Стихи о войне

Вершинин Л. Р.

Очевидец

Я твердо понял, как опасно
быть очевидцем беспристрастным,
когда «Конармию» прочел...


Был прорван фронт. И эскадроны
на запад шли под звон каленый
из ульев выселенных пчел.
Синели трупы на дорогах,
и ветхий ксендз просил у Бога,
чтоб гнев умерил хоть немного,
чтоб не внимал ему Господь...

Набухли кровью пулеметы
и шашки падали с икотой
на обезумевшую плоть!

... Но годы многое смягчили
и упокоились в могиле
и те, кого тогда рубили,
и те, кто их рубил вдогон;
и сабель лязг, и визг проклятий
легли под глянец хрестоматий
для тех, кто после был рожден...

Вот в этом, видно и таится
злосчастье доли очевидца:
беда его или вина,
но кистью памяти жестокой
он в сказку, ставшую уроком
добавил черные тона.



Эренбург И.Г.

Возмездие

Она лежала у моста. Хотели немцы
Ее унизить. Но была та нагота,
Как древней статуи простое совершенство,
Как целомудренной природы красота.
Ее прикрыли, понесли. И мостик шаткий
Как будто трепетал под ношей дорогой.
Бойцы остановились, молча сняли шапки,
И каждый понимал, что он теперь — другой.

На Запад шел судья. Была зима как милость,
Снега в огне и ненависти немота.

Судьба Германии в тот мутный день решилась
Над мертвой девушкой, у шаткого моста.

1942




Гудзенко С.П.

Отдых

Хороним друга.
Мокрый снег.
Грязища.
Полуторка ползет на тормозах.
Никак правофланговый не отыщет
песчинку в затуманенных глазах.

Торжественная музыка Шопена.
Нелютая карпатская зима.
И люди покидают постепенно
с распахнутыми окнами дома.

И тянется по улицам колонна
к окраине, до самого хребта.
Лежит он, запеленатый в знамена.
Откинуты в полуторке борта.

А на полные вырыта могила,
а на поляне громыхнул салют,
а чья-то мать уже заголосила,
а письма на Урал еще идут,
а время невоенное.
И даже
не верится, что умер человек.
Еще не раз стоять нам без фуражек —
такой уже нелегкий этот век.

Уходят горожане постепенно,
и женщины, вздыхая, говорят:
— Погиб герой!
В бою погиб военный!
Как им скажу,
что не убит солдат,
что трое суток в тихом лазарете
он догорал,
он угасал в ночи,
ему глаза закрыли на рассвете
бессонные, усталые врачи?

Ну как скажу, —
привыкли за три года,
что умирают русские в бою.
И не иначе!

Грустная погода.
Но запевалы вспомнили в строю
о том, как пулеметные тачанки
летали под обвалами свинца.

И снова говорили горожанки:
— Так провожают павшего бойца...

1947



Ошанин Л.И.


Баллада о безрассудстве


Высоки были стены, и ров был глубок.
С ходу взять эту крепость никак он не мог.
Вот засыпали ров — он с землей наравне.
Вот приставили лестницы к гордой стене.
Лезут воины кверху, но сверху долой
Их сшибают камнями, кипящей смолой.
Лезут новые — новый срывается крик.
И вершины стены ни один не достиг.
— Трусы! Серые крысы вас стоят вполне! — 
Загремел Александр. — Дайте лестницу мне! — 
Первым на стену бешено кинулся он,
Словно был обезьяною в джунглях рожден.
Следом бросились воины, — 
как виноград, — 
Гроздья шлемов над каждой ступенью висят.
Александр уже на стену вынес свой щит.
Слышит — лестница снизу надсадно трещит.
Лишь с двумя смельчаками он к небу взлетел,
Как обрушило лестницу тяжестью тел.
Три мишени, три тени — добыча камням.
Сзади тясячный крик:
— Прыгай на руки к нам!- 
Но уже он почувствовал, что недалек
Тот щемящий, веселый и злой холодок.
Холодок безрассудства. Негаданный, тот,
Сумасшедшего сердца слепой нерасчет.
А в слепом нерасчете — всему вопреки — 
Острый поиск ума, безотказность руки.
Просят вниз его прыгать? Ну что ж, он готов, — 
Только в крепость, в толпу озверелых врагов.
Он летит уже. Меч вырывает рука.
И с мечами, как с крыльями, два смельчака.
(...Так, с персидским царем начиная свой бой,
С горсткой всадников резал он вражеский строй
Да следил, чтоб коня его злая ноздря
Не теряла тропу к колеснице царя...)
Но ведь прошлые битвы вершили судьбу — 
То ль корона в кудрях, то ли ворон на лбу.
Это ж так, крепостца на неглавном пути,
Можно было и просто ее обойти,
Но никто из ведущих о битвах рассказ
Не видал, чтобы он колебался хоть раз.
И теперь, не надеясь на добрый прием,
Заработали складно мечами втроем.
Груды тел вырастали вокруг.
Между тем
Камень сбил с Александра сверкающий шлем.
Лишь на миг опустил он свой щит. И стрела
Панцирь смяла и в грудь Александра вошла.
Он упал на колено. И встать он не смог.
И на землю безмолвно, беспомощно лег.
Но уже крепостные ворота в щепе.
Меч победы и мести гуляет в толпе.
Александра выносят. Пробитая грудь
Свежий воздух целебный не в силах вдохнуть...
Разлетелся быстрее, чем топот копыт,
Слух по войску, что царь их стрелою убит.
Старый воин качает седой головой:
«Был он так безрассуден, наш царь молодой».
Между тем, хоть лицо его словно в мелу,
Из груди Александра добыли стрелу.
Буйно хлынула кровь. А потом запеклась.
Стали тайные травы на грудь ему класть.
Был он молод и крепок. И вот он опять
Из беспамятства выплыл. Но хочется спать...
Возле мачты сидит он в лавровом венке.
Мимо войска галера плывет по реке.
Хоть не ведали воины точно пока,
То ль живого везут, то ль везут мертвяка,
Может, все-таки рано им плакать о нем?
Он у мачты сидит. И молчит о своем.
Безрассудство... А где его грань?
Сложен суд, — 
Где отвага и глупость границу несут.
Вспомнил он, как под вечер, устав тяжело,
Войско мерно над черною пропастью шло.
Там персидских послов на окраине дня
Принял он второпях, не слезая с коня.
Взял письмо, а дары завязали в узлы.
— Не спешите на битву, — просили послы. — 
Замиритесь с великим персидским царем.
— Нет, — сказал Александр, — мы скорее умрем.
— Вы погибнете, — грустно сказали послы, — 
Нас без счета, а ваши фаланги малы. — 
Он ответил:
— Неверно ведете вы счет.
Каждый воин мой стоит иных пятисот. — 
К утомленным рядам повернул он коня.
— Кто хотел бы из вас умереть за меня? — 
Сразу двинулись все.
— Нет, — отвел он свой взгляд, — 
Только трое нужны. Остальные — назад. — 
Трое юношей, сильных и звонких, как меч,
Появились в размашистой резкости плеч.
Он, любуясь прекрасною статью такой,
Указал им на черную пропасть рукой.
И мальчишки, с улыбкой пройдя перед ним,
Молча прыгнули в пропасть один за другим.
Он спросил:
— Значит, наши фаланги малы?- 
Тихо, с ужасом скрылись в закате послы.

Безрассудство, а где его грань?
Сложен суд,
Где бесстрашье с бессмертьем границу несут.
Не безумно ль водить по бумаге пустой,
Если жили на свете Шекспир и Толстой?
А зачем же душа? Чтобы зябко беречь
От снегов и костров, от безжалостных встреч?
Если вера с тобой и свеченье ума,
То за ними удача приходит сама.

...Царь у мачты. А с берега смотрят войска:
— Мертвый? Нет, погляди, шевельнулась рука... — 
Старый воин качает седой головой:
— Больно ты безрассуден, наш царь молодой. — 
Александр, улыбнувшись, ответил ему:
— Прыгать в крепость, ты прав, было мне ни к чему. 




Ваншенкин К.Я.

Винтовка

Утром, незадолго до привала,
Возле незнакомого села
Пуля парня в лоб поцеловала,
Пуля парню брови обожгла.

По снегу шагали батальоны,
Самоходки выровняли строй.
Покачнулся парень удивленно
И припал к проталине сырой.

И винтовка, тоже как живая,
Вдруг остановилась на бегу
И упала, ветви задевая,
Притворившись мертвой на снегу...

Похоронен парень у Дуная,
До него дорога далека,
Но стоит винтовка боевая
В пирамиде нашего полка.

1949




Берггольц О.Ф.

Август 1941 года. Немцы неистово рвутся к Ленинграду. Ленинградцы строят баррикады на улицах, готовясь, если понадобится, к уличным боям.

...Я говорю с тобой под свист снарядов, 
угрюмым заревом озарена. 
Я говорю с тобой из Ленинграда, 
страна моя, печальная страна...

Кронштадтский злой, неукротимый ветер 
в мое лицо закинутое бьет. 
В бомбоубежищах уснули дети, 
ночная стража встала у ворот.

Над Ленинградом - смертная угроза... 
Бессонны ночи, тяжек день любой. 
Но мы забыли, что такое слезы, 
что называлось страхом и мольбой.

Я говорю: нас, граждан Ленинграда, 
не поколеблет грохот канонад, 
и если завтра будут баррикады - 
мы не покинем наших баррикад.

И женщины с бойцами встанут рядом, 
и дети нам патроны поднесут, 
и надо всеми нами зацветут 
старинные знамена Петрограда.

Руками сжав обугленное сердце, 
такое обещание даю 
я, горожанка, мать красноармейца, 
погибшего под Стрельною в бою:

Мы будем драться с беззаветной силой, 
мы одолеем бешеных зверей, 
мы победим, клянусь тебе, Россия, 
от имени российских матерей.

Август 1941

Стихи о ленинградских большевиках

Нет в стране такой далекой дали,
не найдешь такого уголка,
где бы не любили, где б не знали
ленинградского большевика.

В этом имени — осенний Смольный,
Балтика, "Аврора", Петроград.
Это имя той железной воли,
о которой гимном говорят.

В этом имени бессмертен Ленин
и прославлен город на века,
город, воспринявший облик гневный
ленинградского большевика.

Вот опять земля к сынам воззвала,
крикнула: "Вперед, большевики!"
Страдный путь к победе указала
Ленинским движением руки.

И, верны уставу, как присяге,
вышли первыми они на бой,
те же, те же смольнинские стяги
высоко подняв над головой.

Там они, где ближе гибель рыщет,
всюду, где угроза велика.
Не щадить себя — таков обычай
ленинградского большевика.

И идут, в огонь идут за ними,
все идут — от взрослых до ребят,
за безжалостными, за своими,
не щадящими самих себя.

Нет, земля, в неволю, в когти смерти
ты не будешь отдана, пока
бьется хоть единственное сердце
ленинградского большевика.

Сентябрь 1941




Симонов К.

Самый храбрый

Самый храбрый — не тот, кто, безводьем измученный,
Мимо нас за водою карабкался днем,
И не тот, кто, в боях к равнодушью приученный,
Семь ночей продержался под нашим огнем.

Самый храбрый солдат — я узнал его осенью,
Когда мы возвращали их пленных домой
И за цепью барханов, за дальнею просинью
Виден был городок с гарнизонной тюрьмой.

Офицерскими долгими взглядами встреченный,
Самый храбрый солдат — здесь нашелся такой,
Что печально махнул нам в бою искалеченной,
Нашим лекарем вылеченною рукой.

1939




Твардовский А.Т.

Две строчки

Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду.

Лежало как-то неумело
По-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
Далеко шапка отлетела.
Казалось, мальчик не лежал,
А все еще бегом бежал
Да лед за полу придержал...

Среди большой войны жестокой,
С чего — ума не приложу,
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.

1943